Женщины чудные. Буквально фантастические. Та писала очень хорошие стихи, да и вообще была хорошим преданным человеком. Но, увы, недостаточно для взаимности: в одного, вернее, в одну, не вытягивается. Следом, для ненависти, вполне.

Но бесенята, да. В уголке глаз.

Её он не обидит. Это не значит, что не причинится боли, у боли есть свойство причиняться самой по себе. Но он не обидит. Во всяком случае, очень постарается. Ещё бы понимать, как возможно в его, их положении.

Её кресло напротив. Он может смотреть аккурат на неё, ну как смотреть — под слепой глаз.
И раздевать, и ласкать, и тонуть, и пропадать, и растворяться.

Старый, вытраченный и безнадежно больной: развалины, руины. Интересно, хоть четверть от прежнего осталась? Убеждаться чё то стрёмно.

А потом был июль.

Быстрый шаг навстречу. Шаги вместе. Разговоры и взгляды.
Бульвар, качельки и лавочки.
Очень пошло, когда старик с молодой. Буэээ буквально. Чуть уравнивает, что оба больны, оба на клятых аппаратах. Но как уравняешь? Нет, никак, однако, не уравнивается: всё равно, по любому, пошло — его руины в её глазах, руинами же и останется — противоестественно, эгоистично и жестоко, собственно ради руин.
У неё красивая шея. Трогательные ушки. Она умна и сообразительна, вроде дурочек у него не было, ну пусть одна, ну пусть две, да пусть.
Она мастерица, а вот это важно. Она чутка. Она отзывчива. Остроумна, пытается фехтовать с его ехидством: ну-ну, старик девчонку не обидит.
- Только смущаюсь.
- Разучишься быстро.
Бесенята скачут и торжествуют. Босота безответственная, лишь бы замутить, а как, пропасть и атас, расхлёбывать? Раззвиздяи мелкие.

И настал август.

Она любит мужа. Или считает и обозначает, что любит. Пока. А может и не пока, чего не бывает, почему не быть то. Вполне сочетается, разве впервой?
Вот и больно. Дьябольщина. А чего вдруг захотел? И с чего?
Но в уголке её глаз таятся знакомые бесенята, ну как таятся — смотря для кого. Старость, память, чуйка и опыт, случается, удивительно зорки.
Он знает, сразу и теперь навсегда, какая у неё кожа, какое трепетное тело, когда горячеет и влажнеет, когда готова принять и отозваться — несложно, когда стар и настолько изрядно покоцан, когда осталось с четверть от прежнего, когда дорого, когда смерть шляется и терпеливо выжидает возле.
Он знает, что она — Симба, она сама сказала, задорно и весело выпалила. А львы ящерками и курицами не становятся.

Она должна жить. Должна уйти на пересадку. Выдержать. И уехать.
И её нельзя обидеть. Как это — обидеть обаяшку и милоту Симбу? ведь и дочка ему сопереживала.

(zestanoyjoker ps) 3 августа 2024 года